Музыкальная жизнь - ЯЛЧИН АДИГЕЗАЛОВ: «ЗОЛУШКА» ВАЙНШТЕЙНА – СИНТЕЗ ВОСТОКА И ЗАПАДА

ЯЛЧИН АДИГЕЗАЛОВ:
«ЗОЛУШКА» ВАЙНШТЕЙНА – СИНТЕЗ ВОСТОКА И ЗАПАДА

В Московском музыкальном театре «Геликон-опера» состоится премьера оперы азербайджанского композитора Леонида Вайнштейна, мало известная московским меломанам. А вот в Баку эта опера является культовой и логично, что на постановку пригласили азербайджанского дирижёра, связанного к тому же с «Геликоном» долгими годами дружбы и сотрудничества. С Ялчином Адигезаловым (ЯА), учеником Ильи Мусина, другом Дмитрия Бертмана и самым известным азербайджанским дирижером на постсоветском пространстве, человеком удивительной судьбы и музыкантом с потрясающим бэкграундом, накануне премьеры встретилась Ирина Шымчак (ИШ).

ИШ Вы были на премьере «Золушки» в 1985 году в Баку?

ЯА Конечно, но в 1985 году мне было 25 лет, сейчас – 60. К тому времени я уже завершил обучение в Бакинской консерватории, как пианист, и собирался уезжать к Илье Александровичу Мусину в Ленинград на дирижерский факультет. Но я очень хорошо помню реакцию публики, которая тогда собралась в зале. Конечно, большинство были дети. «Золушку» принято считать детской сказкой, хотя она совсем не детская! Это добрая сказка на все времена и для взрослых, и для детей. И много поколений бакинцев выросли на замечательных операх-сказках Леонида Вайнштейна – «Золушка» и «Кот в сапогах».

ИШ Каким Вы запомнили Леонида Вайнштейна?

ЯА Леонид Вайнштейн – один из самых одаренных учеников Кара Караева, который, как известно, был одним из любимых учеником Шостаковича. Дмитрий Дмитриевич называл его своим «сыном». Неоднократно приезжая в Баку, где Караев уже создал свою композиторскую школу, в которую вошли композиторы среднего поколения Ариф Меликов, Васиф Адигезалов, Муса Мирзоев, позже – Исмаил Гаджибеков, Полад Бюльбюль-оглы, Франгиз Ализаде и другие, Шостакович называл их своими «внуками». Эта преемственность поколений – от Шостаковича, учителя Караева, к ученикам Караева – для меня ценна прежде всего как музыкальная родственная связь. Ученики Караева, помимо того, что были по-разному одаренными, отличались мастерством и высоким интеллектом. Иначе в классе Караева и быть не могло.

Партитура «Золушки» сделана превосходно! Меня судьба свела с этим произведением впервые, но с творчеством композитора я знаком давно.  Мне посчастливилось в 2005 году принимать участие в записи его авторского компакт-диска. Записывали здесь, в Москве, в Пятой студии ДЗЗ с Большим симфоническим оркестром им. П.И. Чайковского. Вместе с Дмитрием Коганом мы записали   Скрипичный концерт, а также Шестую симфонию, Симфоническую Поэму и Дивертисмент для струнного оркестра. Диск получился достойный. В тот же год мы исполнили эти произведения с БСО в Баку, на концерте, посвященном 60-летию композитора. И вот спустя 15 лет судьба предоставила мне возможность участвовать в создании спектакля «Золушка», впервые в России, за что я бесконечно благодарен руководству театра «Геликон-опера» и моему другу Дмитрию Александровичу Бертману, с которым мы дружим более 20 лет. Я ведь дирижировал в «Геликоне» еще в 2000-м году!

ИШ А чем дирижировали, помните?

ЯА Очень хорошо помню: начинали с «Кармен», потом «Евгений Онегин», затем были замечательные гастроли «Геликон-оперы» в Баку с «Мнимой садовницей», потом «Травиата», «Летучая мышь» и замечательный цикл из четырех спектаклей «Пиковая дама» в юбилейный год Петра Ильича. Так что срок дружбы с «Геликоном» у нас немалый. Правда, меня не было здесь 10 лет, но я сразу почувствовал тепло, когда приехал, и со стороны музыкантов оркестра, и со стороны солистов.  Давно знаю и руководящий состав – Илью Ильина, Владимира Горохова. Мы крепко дружим (улыбается). И, конечно, я благодарен моим друзьям Тимуру Вайнштейну, сыну композитора и близкому другу «Геликона» Назиму Эфендиеву, которые доверили мне музыкальное руководство спектаклем. Уже буквально после двух репетиций стало ясно, что этот чудесный спектакль полюбится всем.

ИШ Если одним словом попытаться определить музыку «Золушки», какая она?

ЯА Добрая. Это очень светлая музыка, проникающая в сердца не только наших маленьких зрителей, но и взрослых. Вайнштейн был замечательным мелодистом, и я думаю, что многие, уходя со спектакля, будут напевать мелодии из этой оперы – запоминающиеся, яркие, красивые. При том, что сюжет оперы – по сказке Шарля Перро, совсем не восточный – в музыке композитора присутствует очень много восточных элементов.

Леонид Вайнштейн – азербайджанский композитор. Он родился в Баку, учился там, чисто говорил на азербайджанском языке, впитал в себя весь колорит и прелесть азербайджанских мугамов. И это проходит красной нитью через всю его музыку. В этом, наверно, и есть ценность музыки Вайнштейна, в синтезе Востока и Запада, который придает неповторимую краску, шарм спектаклю. Очень талантливый режиссер Илья Ильин придумал невероятные эффекты с использованием современных 3 D технологий. Не сомневаюсь, что это произведет ошеломляющее впечатление.

Лично я подошел к постановке «Золушки» со всей ответственностью, она совсем не простая и для вокалистов, достаточно сложная тесситура, метроритмика. Леонид Вайнштейн ушел из жизни очень рано, но музыка композитора, вне всякого сомнения – будет жить!

ИШ А Вы помните свою первую «Золушку»? Ведь их много: есть оперы Массне и Россини, есть балет Прокофьева…

ЯА У меня перед глазами всегда советский замечательный фильм с Яниной Жеймо 1947 года. Я его до сих пор смотрю. Сейчас, наверно, я повзрослел и стал сентиментальный, но, когда я смотрю финал фильма, у меня наворачиваются слезы, настолько все девственно, настолько все чисто, настолько все искренне и – я даже не знаю, какие слова подобрать…

ИШ Святая простота?

ЯА Священная, я бы сказал. Простота и чистота. Этот фильм всегда у меня перед глазами. Ну и, конечно, бессмертная музыка Сергея Сергеевича Прокофьева, одного из моих любимых композиторов.

Вообще, я вам скажу, взяться за «Золушку» после такого созвездия композиторов, которые к ней обращались – надо быть достаточно смелым человеком. Я говорю сейчас о Вайнштейне. «Золушка»… Не всякий решится на это. Надо быть очень убедительным. Леонид Вайнштейн служил своей профессии верой и правдой. Он был честный музыкант. И вы это услышите в его музыке. Он писал и говорил так, как чувствовал. И самое ценное – он всегда писал от сердца, и никогда – от головы. Многие композиторы его поколения увлеклись тогда модными течениями и стали, находясь в Азербайджане, изобретать новую стилистику, увлеклись авангардом, сериальными композиторскими техниками. Но без ложной скромности могу сказать, что композиторская школа Азербайджана на постсоветском пространстве всегда была в локомотиве, в лидерах среди 15 республик. В 50-60 годы в Азербайджане наблюдался настоящий Ренессанс.

Узеир Гаджибеков, основоположник классической музыки, правильно выстроил систему: организовал первую консерваторию во всем регионе, написал первую оперу на Востоке, представляете, в 1908 году (знаю, что Дмитрий Бертман очень ценит и рассматривает возможность поставить оперу «Лейли и Меджнун» на сцене «Геликона»), стоял у истоков создания Симфонического оркестра, Хоровой капеллы, а его последователи Кара Караев, Фикрет Амиров, Джевдет Гаджиев, Султан Гаджибеков, основоположник нашей дирижерской школы маэстро Ниязи, человек, из-за которого мы пришли в эту профессию – всегда были в авангарде. Да, они писали национальную музыку. Но в том-то и была ценность этой музыки, что, основываясь на классических канонах, она оставалась ярко-индивидуальной. Это важно, потому что, когда мы слушаем Чайковского, Рахманинова, Бородина, Римского-Корсакова, мы же понимаем, что это – русская музыка. Когда мы слушаем Листа и Бартока – понимаем, что они венгры, но их музыка принадлежит всему миру. Шопен – польский композитор, Арам Хачатурян – армянский композитор, но Караев, Амиров, Гаджибеков, Меликов, Адигезалов – это азербайджанские композиторы, целое поколение, рядом с которыми жил Леонид Вайнштейн, сохранивший в себе это национальное зерно. Он нашел свой путь.

ИШ В самом начале нашего разговора Вы упомянули, что учились у Ильи Мусина.

ЯА Да, я учился у Ильи Александровича целых пять лет. Даже больше, наверно, шесть лет, потому что еще один год я с ним занимался до поступления. Когда я поступал в Ленинградскую консерваторию на оперно-симфоническое дирижирование, сдал все экзамены в его присутствии (специальность, сольфеджио, гармонию, музлитературу, коллоквиум). Получил хорошие оценки. Илья Александрович сказал мне: «Встретимся в сентябре в классе». И уехал отдыхать в Друскининкай, где он отдыхал каждый год со своей супругой. Оставалось сдать последний экзамен – «научный коммунизм». И мне поставили двойку. Это было сделано преднамеренно, потому что был огромный конкурс: на дирижерский факультет Ленинградской консерватории в те годы подавали документы 50-60 человек, а принимали 4. И меня просто так, не моргнув глазом, срезали. Я же был «национальным кадром» из Баку. Когда я позвонил Илье Александровичу и сказал, что меня срезали на научном коммунизме, он просто нецензурно выругался (что, в общем-то, ему несвойственно). Так я потерял год. Но учебу нужно было продолжать, иначе бы меня забрали в армию – такие были законы. Тогда я уехал на один год в Ташкент в консерваторию (там был дирижерский факультет), но летал в Ленинград заниматься с Ильей Александровичем. Билет из Ташкента в Ленинград стоил 28 рублей. Это было недорого, и я прилетал к Мусину раз в месяц и занимался по три-четыре дня.

ИШ В какие годы это было?

ЯА В 1984-85. Потом я к нему поступил и закончил Ленинградскую консерваторию в 1989 году, двумя операми – «Евгений Онегин» и «Фауст». А на дипломе с симфоническим оркестром дирижировал Вторую симфонию и Третий концерт Рахманинова. Илья Александрович поставил мне пять с плюсом.

ИШ Почти как у Рахманинова на выпускном.

ЯА У Рахманинова было четыре плюса (смеется). Чайковский на экзамене пятерку с плюсом обвел со всех сторон. Но Илья Александрович тоже был очень доволен.

Летом 1989 года я вернулся в Баку с дипломом Ленинградской консерватории. 6 октября состоялся мой дебют в качестве дирижера Государственного симфонического оркестра. Союз уже начал разваливаться. 20 января 1990 года в Баку вошли советские войска, и случился трагический Черный январь…  Все это было сопряжено с моей судьбой. В одночасье страна рухнула, музыканты стали из Баку уезжать. Для такой малочисленной страны, как Азербайджан, которую покинули около тысячи музыкантов, это были тяжелые времена. В то время у нас зарплата была 25-30 долларов, а в Турции музыкантам платили две тысячи долларов. В Анкаре был даже создан оркестр, в котором из 100 человек 80 оказались бывшими бакинцами. В Мексику многие уехали, в Египет, но в основном стремились в Турцию. А у нас страна горела накануне гражданской войны… На мою долю выпало возглавить в это время симфонический оркестр, потому что главный дирижер тоже все бросил и уехал, а я остался. И вот Полад Бюльбюль оглы, наш посол, позвонил мне, а я в это время проходил стажировку в Венской академии музыки у Карла Эстеррайхера (я был там первым азербайджанцем, между прочим), и сказал: «Возвращайся, я тебя назначу главным дирижером – будешь самым молодым главным дирижером в Союзе!». Мне было тогда 30 лет. Я ответил, что только через месяц смогу приехать. Он согласился: «Заканчивай стажировку, получай диплом и приезжай». Я приехал, и началась борьба за сохранение коллектива, просто чтобы выжить. Работали без денег, почти три года – зарплата была символическая. В филармонии не было отопления, мы играли в холодном здании, нам было очень трудно, но коллектив мы сохранили. И так продолжалось больше девяти лет. Больше девяти лет я был во главе филармонического оркестра. А потом судьба меня забросила в Москву. В 2000 году был такой оркестр – Государственный симфонический оркестр радио и телевидения. Тогда, к сожалению, погиб мой коллега, Игорь Головчин, очень хороший, молодой дирижер. Год я проработал в Москве. Мы играли много концертов в Большом зале консерватории, в Зале Чайковского, записали два хороших компакт-диска. Потом меня пригласили в Стамбул, штатным дирижером в Стамбульскую оперу. К тому времени мы уже были очень дружны с Дмитрием Бертманом, и я пригласил его на постановку «Князя Игоря» в Стамбульскую оперу: директор просил сделать русскую оперу и привезти самого лучшего режиссера из России. Я сказал, что самый лучший – Бертман. И вот он приехал. Сразу влюбил в себя всех. Это была нашумевшая постановка, в здании, которого теперь уже нет (это здание в центре Стамбула снесли…).

А Бертман изощрялся! У него в «Геликоне» в те годы был только синий зал, нынешний Белоколонный зал княгини Шаховской, такой малюсенький, и вдруг он попал в здание невероятных размеров с фантастическими техническими возможностями, с плунжерной немецкой системой, где сцена поднималась, крутилась, набок ложилась.

Сначала Бертман сказал, что хочет «живую лошадку для Игоря». Ему ответили – «хорошо, будет». И сразу дали живую лошадь на сцену. А он дальше: «Как это так, Игорь на лошади, а Владимир – без? Невозможно. Надо вторую лошадь». Я пошел к директору и говорю, что режиссер хочет вторую лошадь. Директор отвечает: «Да он меня по миру пустит!». Тем не менее, вторая лошадь нашлась. Но самое страшное было впереди… Когда лошади на сцене уже гарцевали, Дмитрий Александрович говорит: «Ну, а мы где? Мы же в Турции. Что нам нужно? Нам нужен верблюд!». Я пошел к директору, он меня сразу прогнал: «Ялчин, ты что, с ума сошел, какой верблюд? Это же Стамбул!». Я ему объясняю, что нужен верблюд, потому что «Кончаковна должна выезжать на верблюде». Уговаривал целую неделю, потому что это стоило очень дорого: за каждый приход верблюда в театр директор должен был платить погонщику 500 долларов наличными. Но верблюд у нас появился. Он был весь оранжевый, его одели в парчовые золотистые ткани, и он блестел как апельсин. И вот на этом верблюде выезжала американка, которая пела Кончаковну, исполняла свою знаменитую арию, потом садилась на верблюда и уезжала. Верблюд «работал» на сцене три-четыре минуты. Но успех был невероятным!

ИШ Да, Дмитрий Александрович верен себе: в «Геликоне» на сцене в «Золотом петушке» поет живой петушок Шарж, а в «Травиате» появляется собака породы спиноне по кличке Буба. Желаю и «Золушке», и команде постановщиков феноменального успеха! Пусть музыка Леонида Вайнштейна полюбится любому, кто придет в «Геликон» на премьеру!

Интервью Ирины Шымчак
Источник - http://muzlifemagazine.ru/yalchin-adigezalov-zolushka-vaynshtey/

Касса театра 8 495 250-22-22

© 2022 Геликон-опера

Создание сайта - Dillix Media