Ревизор.ru: Зрители зала Шаховской "Геликон-оперы" в цыганском таборе
Премьера оперы "Алеко" приурочена к 125-летию со времени консерваторского показа дипломной работы С.Рахманинова
Автор: Владимир Зисман
Фото: helikon.ru
Постановка режиссёра Ростислава Протасова и художника-постановщика, а также художника по костюмам Валерия Кунгурова оказалась чрезвычайно любопытной, тем более, что в ней проявились контексты, по всей видимости отсутствующие в изначальном замысле авторов.
Спектакль поставлен в зале княгиги Шаховской, в самом сердце, можно сказать, театра. В нём сохранилась та размерность и тот творческий дух, который был свойствен ещё тому, старому залу в старом здании "Геликона", когда оркестр находился практически в самом зрительном зале, а публика начиналась тут же, за выгородкой и всё это — публика, оркестр, сценическое действие, находилось на расстоянии вытянутой руки.
Р.Протасов, рассказывая об идее постановки "Алеко", акцентировал мысль о том, что "можно даже назвать наш спектакль модным словом "иммерсивный", ведь какие-то элементы иммерсивности присутствовать в нем будут".
И действительно, цыганский табор был рассеян по залу ещё до того, как в него пустили зрителей — артисты хора сидели в креслах и по мере заполнения зала, спускались на сценическую площадку, собственно, центральную часть Белоколонного зала княгини Шаховской, окружённую с трёх сторон рядами кресел, а с четвёртой — сценой, визуально отгороженной от остального пространства фигурной решёткой.
Фото: helikon.ru
Надо сказать, что подобная постановочная композиция создаёт дополнительные проблемы для постановщиков. В отличие от фронтального восприятия в традиционном оперном, да и театральном спектакле, здесь от режиссёра-постановщика требуется "скульптурный" тип пространственного мышления, потому что каждая сцена спектакля одновременно просматривается зрителем со всех сторон, и для всех это должно быть равноценно и по смыслу, и эстетически. Отсюда, кстати говоря, появляются и дополнительные задачи для певцов — как актёрские, так и акустические, потому что если ты поёшь, направив звук в одну сторону зала, то в противоположной стороне звучит уже исключительно отражённый звук.
Постановочный "текст" и смысл в первую очередь диктуется, разумеется, исходными материалами — текстом Пушкина (который, кстати говоря, ни в одном из музыкальных произведений, написанных по его произведениям, никогда не уходит с первого плана даже при существенном изменении самого текста) и музыкой Рахманинова, в которой, применительно к "Алеко", есть существенные особенности, диктующие как потенциальные проблемы, так и находки в области режиссуры и хореографии (Илона Зинурова).
Дело в том, что "Алеко" — это дипломная работа, то есть, по сути, учебная, в которой выпускник, каким бы гениальным он ни был, как в данном случае, должен продемонстрировать то, чему он научился в консерватории. И с той стороны, с которой мы видим гениальность, находится и уже в значительной степени сложившийся музыкальный язык Рахманинова, и как результат этой гениальности, и золотая медаль, и предложение Чайковского поставить "Алеко" в один вечер с "Иолантой". А с другой, "дипломной" стороны мы видим и совершенно неуместную в опере про цыган демонстрацию того, что автор способен написать фугато в стиле Танеева и совершенно безумное похоронное фанданго в финале.
Фото: helikon.ru
Кроме того, для постановщика, выстраивающего драматургическую линию, определённой проблемой может являться сама структура оперы, выстроенная из отдельных номеров, не говоря уже певцах, каждому из которых (почти каждому) дан практически один шанс — фактически один, пусть даже и шикарный, концертный номер.
Обычная для "Алеко", как впрочем, и для "Цыган" Пушкина центральная смысловая позиция — это либо естественная для романтической или веристской драмы тема измены, или размышления на тему личной свободы. Всего лишь вопрос интерпретации или постановки вопроса.
В данном случае был выбран веристский вариант. Отсюда, как антитеза любовной проблематике первого плана, массовые эротические танцы цыган, переходящие в оргию, но в строго моногамном формате.
Кстати говоря, совершенно изумительного результата добились и уже упомянутые создатели спектакля и художник по свету Дамир Исмагилов в "Женском танце" - этот эпизод практически полностью, и по своей геометрии, и по композиции, и по цветовой гамме, как будто сошёл с полотен В.Уфимцева, А.Волкова, Н.Карахана.
Структурно опера "Алеко" более "заточена" на солистов, она просто так устроена, что каждый из них является центром притяжения внимания. Начиная, в том числе, и с эпизодических, но очень существенных ролей, как Старая цыганка в исполнении Ларисы Костюк, обладательницы волшебного контральто, создавшего образ буквально на пятачке.
Михаил Гужов (Старик). Фото: helikon.ru
Михаил Гужов (Старик) с самого начала спектакля задал его высокий уровень и вокально и актёрски — это ария-экспозиция и в этом смысле исполнителю очень непросто фактически взять на себя эту серьёзную ношу.
Иван Волков (Молодой цыган). Фото: helikon.ru
Ивана Волкова (Молодой цыган) постановщики поставили в очень непростые условия. У Рахманинова сложный и опасный для тенора выход в конце Песни молодого цыгана компенсируется ремаркой "за сценой". Это даёт исполнителю больше технической свободы и внутреннего спокойствия. Здесь же, в непосредственной близости от слушателя, вполне естественно возникает чисто психологический зажим, из-за которого возникли некоторые проблемы у обладателя замечательного голоса и совершенно очевидно прекрасного музыканта.
Что-либо новое сделать в арии Алеко, которая стала столь часто исполняемым произведением, что уже ассоциируется с любым сборным концертом вплоть до передачи "В рабочий полдень", довольно сложно.
Пётр Морозов. (Алеко). Фото: helikon.ru
Но Петру Морозову удалось не только лишить эту арию статуса "вставного номера", но и создать целую самостоятельную драматургическую композицию в её рамках, выйдя при этом за рамки собственно арии, встроив её в общую концепцию оперы и сделав одной из кульминаций.
Некоторое недоумение вызывает лишь френч героя с красным шарфом, что выстраивает совершенно иные ассоциативные ряды, которые никак не монтируются с контекстом.
Но героиней спектакля стала Ольга Толкмит в роли Земфиры. Дело даже не в безукоризненном вокале. Дело в самом образе, который открывает или, если угодно, обнажает множество контекстов, волей или неволей заложенных в самой опере и в постановке.
Во-первых, это сам экзотическо-восточный образ, индийский ли, откуда как бы пришли цыгане или просто сказочно-абстрактный. Кстати, где в программке фамилия волшебника-гримёра?
Во-вторых, плавный, но очень точно исполненный переход от этническо-реалистического решения первой половины спектакля к экспрессионистско-символистскому финалу с кровью на руках и прочими спецэффектами вроде дистанционного убийства Молодого цыгана.
И, наконец, именно в работе Ольги Толкмит проявилась заложенная, кстати, уже у Рахманинова и латентно в постановке, стилистика немого кино, выраженная и в композиции кадра, и в гипертрофированной жестикуляции и, тем более, мимике. Потому что её взгляд на Алеко в финале оперы — это просто канонический крупный план в стилистике немого кинематографа, и очень жаль, что это было недоступно зрителям, находившимся в других частях зала.
Графически это была просто готовая афиша.
Ольга Толкмит. (Земфира). Фото: helikon.ru
Оркестр под управлением Валерия Кирьянова был не только стилистически точен, но очень трудная в ансамблевом отношении работа была сделана безукоризненно. Дело в том, что партитура "Алеко" сочетает в себе зёрна рахманиновского симфонизма, которые прорастут позже, с особенностями камерного музицирования, которые предъявляют высокие требования как к каждому музыканту, так и к ансамблевому взаимодействию внутри оркестра.
В целом постановка рахманиновского "Алеко" получилась достаточно интимной, не без некоторых деталей, которые ощущаются как дискомфортные, но зато с огромным количеством контекстов и подтекстов и просто великолепная исполнительски.
Источник: Ревизор