Золото «Аиды»

Свой 32-й сезон Московский музыкальный театр «Геликон-опера» завершил премьерой одной из самых востребованных на мировых сценах опер Джузеппе Верди — «Аидой». Это второй опыт обращения театра к шедевру великого итальянца. Первый, осуществленный 26 лет назад, имел большой резонанс в Москве. Новую постановку, как и тогда, возглавил бессменный основатель и худрук Геликона, режиссер-постановщик Дмитрий Бертман, известный своим оригинальным видением классических сочинений. В его творческую команду вошли художники-сценографы Тауно Кангро и Ростислав Протасов, художник по костюмам Ника Велегжанинова и главный дирижер театра Валерий Кирьянов. Световую партитуру создал художник по свету Денис Солнцев.

Опера «Аида» была написана Дж. Верди по торжественному случаю – строительству Оперного театра в Каире, приуроченного 150 лет назад к открытию Суэцкого канала. Тогда уже всемирно известному композитору за баснословную сумму, выплаченную авансом, предложили создать монументальную оперу, прославляющую красоту и величие Египта. И Верди создал шедевр, получивший мгновенную известность. Египетская премьера оперы прошла в декабре 1871 года, но истинной премьерой Верди считал первое исполнение «Аиды» в Ла Скала в марте 1872-го, когда композитору пришлось выходить на поклоны 32 раза. 

Выполняя заказ, Верди вместе со своим либреттистом Антонио Гисланцони опирался на сценарий египтолога Ф.О.Ф. Мариетта, который переносит во времена борьбы египтян и эфиопов в фараонских Мемфисе и Фивах. Разумеется, он не мог ограничиться лишь показом пышных сцен египтян-победителей, а вывел на первый план то, что ему было всегда интересно – отдельных людей и их чувства.

Несмотря на то, что традиционно «Аида», согласно ее монументальному складу и представлениям о Древнем Египте, ставится пышно и богато, истинное «золото» этого сочинения составляет линия взаимоотношений главных персонажей любовного треугольника Аиды – Радамеса – Амнерис. Именно они являются движущей силой оперы и основой ее музыкальной драматургии. Именно их взаимоотношения в конечном счете определяют исторический поворот. И именно этот любовный треугольник, в котором Дмитрий Бертман видит символ пирамиды и противостояние жизни военно-исторической машине, в его спектакле выходит на первое место. 

Для Бертмана, всегда проявляющего интерес к истории создания сочинений, выбранных для постановок, важны любые нюансы, и каждый его спектакль несет открытие новых смыслов в известных шедеврах. В этот раз режиссер восстановил «синфонию»-увертюру, написанную Верди к первому исполнению в Милане, но так и не прозвучавшую там из-за недостатка репетиций, а потому не прижившейся в дальнейшей исполнительской практике. В постановке Геликона она звучит впервые. Именно в этой увертюре, как и в альтернативном названии оперы именем другой героини – дочери фараона Амнерис, которое рассматривал Верди на стадии создания, режиссер находит новые смысловые акценты. Амнерис, соперница эфиопской рабыни Аиды, столь глубоко страдает от неразделенной любви к начальнику дворцовой стражи Радамесу, что готова на алтарь этой любви положить всю себя. В ее уста композитор вкладывает последние слова: «Мира прошу у тебя… Мира!» И эта мольба Амнерис звучит не только как мольба об избавлении от страданий измученной душе, она звучит как воззвание об освобождении от страданий всем народам во все времена. 

Амнерис в этом спектакле вызывает больше внимания и сострадания, чем Аида, выведавшая у любимого Радамеса роковую тайну, а затем оставившая его перед лицом смертного приговора. Дмитрий Бертман доводит страдания Амнерис до высшего накала, лишая ее рассудка. Ее терзания он показывает на сцене крупным планом в момент, когда пение жрецов, выносящих приговор, доносится из-за сцены. Ее, а не Аиду, он приводит в подземелье к погребенному там заживо Радамесу, чтобы умереть вместе с ним, тогда как голос Аиды звучит из-за сцены, проникая в подземелье лишь лучом света и оставляя зрителя в догадках: это галлюцинация умирающего Радамеса или мистический голос вознесенной Аиды, ожидающей любимого на небесах?

В исполнении чувственного меццо Юлии Никаноровой Амнерис – глубоко страстная и страдающая натура, тогда как Аида, претерпевшая сценическую трансформацию от коленопреклоненной рабыни на поводке до свободной соблазнительницы в исполнении Ирины Окниной не столь эмоционально тонка и уязвима. Прекрасен Радамес в исполнении летящего и проникновенного тенора Шоты Чибирова, как и верховный жрец Рамфис, сыгранный Михаилом Гужовым. Ансамбль главных героев органично дополнен Алексеем Дедовым в роли эфиопского царя Амонасро, Александром Киселевым, исполнившим Царя Египта, Мариной Карпеченко в роли Верховной жрицы и замечательными хорами театра. 

Отдельного внимания заслуживает рафинированное оркестровое исполнение под управлением Валерия Кирьянова, расставившего драматургически точные акценты в музыкальной партитуре. 

Визуальная часть спектакля – одна из самых сильных сторон постановки. Перед зрителем открывается мощь и великолепие Древнего Египта в красивой фантазийной стилизации современных художников, где преобладает золотой цвет и отсылки к атрибутике, ассоциирующейся у современника с древней цивилизацией: здесь и массивные черные колонны, увенчанные золотыми ликами в капителях, и перспектива из пирамидальных треугольников, и исполинские скульптуры, словно сошедшие с наскальных рисунков Древнего Египта. На заднем плане меняются видеокартины пустыни, древних дворцов и храмов. Технологии современной сценической машинерии позволяют творить на сцене чудеса. 

Оригинальна сценография третьего действия, происходящего по либретто на берегу Нила: создатели спектакля помещают героев в символические воды, наполненные плавающими цветами и древними скелетами на дне – там Аида вспоминает об утраченном родимом крае, там же оказываются схоронены мечты Аиды и Радамеса о совместном побеге. А когда этот образ исчезает, в IV действии на сцене остается лишь мрак подземелья, и лишь проникающий в него луч прожектора напоминает зрителю о том, что даже в самые темные времена источник света не покидает нас…

Автор: Евгения Артемова
Источник: АртМосковия