«Музыка и время». Галина Снитовская. В «Геликон-опере» живёт счастье

В тот день в Большом театре давала оперу Римского-Корсакова «Садко». Все было сказочно – прекрасно: мощь и пленительность музыкальной стихии, сочная живописность и зрелищность сценического действия и дивный вокал лучших певцов стран.

В театр тогда впервые привели мальчика Диму Бертмана. Маленький зритель был ошеломлен увиденным. И с тех пор, уже став учеником музыкальной школы-десятилетки, каждый вечер ходил в оперу, в нынешний Стасик, так любовно называют москвичи Музыкальный театр им. Станиславского и Немировича-Данченко. И к классу шестому-седьмому он уже твердо знал, что хочет стать оперным режиссером. И никем более. Родители мечтам не препятствовали. Но хоть иногда нужно школьнику делать уроки. И вот как-то мама не пустила Диму в театр. В горести и глубокой печали сидел он на кухне и плакал. За окном шел дождь. Снаружи капли стекали по оконному стеклу, а здесь, в кухне капли слез лились из глаз обиженного. Как же так? Там, в театре, на сцене умирает Мими, а он сидит дома.

И вот окончена десятилетка и преподаватель фортепиано была в большом горе, узнав, что ее ученик не будет пианистом. Его цель – оперная режиссура.

Сегодня «Геликон-опера» - это театр, который основал в 1990 году двадцатитрехлетний режиссер, выпускник ГИТИСА Дмитрий Бертман, ныне художественный руководитель этой чрезвычайно востребованной в театральном мире российской оперной компании. Он самый молодой народный артист России, обладатель нескольких премий «Золотая маска», премии Москвы, Станиславского, профессор, заведующий кафедрой режиссуры и мастерства актера музыкального театра ГИТИСА – РАТИ, кавалер нескольких российских и иностранных орденов.

Идет 26 сезон театра. А 25 лет назад был поставлен ряд небольших спектаклей в Доме Медика – особняке княгини Шаховской: своя сцена, свой зал на 80 мест, 6 артистов – однокурсников молодого авантюриста-режиссера, мини оркестр – пять музыкантов без оркестровой ямы. Так начал он свое «восхождение» на «гору Геликон».

Сначала, постановки с малым составом исполнителей: «Мавра» Стравинского, «Туда и обратно» Хиндемита, «Блудный сын»  Дебюсси,  несколько еще.  Но искушенная московская публика театр заметила, появился в распоряжении артистов зал побольше на 270 мест, сцена 4,5 м. глубиной и публика уже набивалась до отказа.

А когда в театре появился маститый дирижер Кирилл Климентьевич Тихонов, которого увлекла задача: в этих «нечеловеческих » условиях ставить оперы, то скоро зрители уже штурмовали кассу. Критики – одни возмущались, другие – приветствовали спектакли, смелые, порой эпатирующие традиционалистов, ибо знакомым операм, сюжетам, музыке здесь придавали новые краски, нюансы, неожиданные воплощения.

Знаковый метафорический стиль постановок, смелость эксперимента, изменение, порой небольшой, но неожиданный сдвиг привычных сюжетных линий и поворотов, творческий азарт и неистощимая фантазия – все вызывало у зрителей потрясения, у одних – бурный восторг и приятие, у других – протест и отторжение – «все не как у людей».

Однако театр быстро набирал популярность, все более горячей становилась реакция публики. Но не только зрителей. Бесценным стал интерес и одобрение крупных деятелей культуры, таких, как прославленный оперный режиссер – реформатор Большого театра, Борис Александрович Покровский.

««Геликон»  – такой театр, которым я горжусь как москвич, как оперный любитель и профессионал. Он является примером служения подлинному искусству» - высказался в прессе великий режиссер, остро восприимчивый к новым горизонтам.

Действенный интерес проявило и Правительство Москвы,  во главе с тогдашним мэром Ю.М. Лужковым и вскоре театр получил статус Государственного. Он как бы еще более « развернул плечи» и сделал, казалось бы невозможное: на той же сцене и в том же зале пошли большие оперы: «Аида», «Кармен», «Пиковая дама», «Евгений Онегин». Казалось, возможно ли это? Выяснилось – не только возможно, но и изумляюще. К примеру, совершенно незабываемо звучал хор жрецов в «Аиде» – из фойе, но казалось, будто пели в огромном храме – завораживающе.

Но все-таки будоражила мечта: получить настоящий оперный зал, просторную сцену, оркестровую яму и совершенную сценическую технику. Мечты, мечты! Пока «без сладости». Тем временем ушел из жизни К. К. Тихонов. Но за пульт уверенно стал дирижер Владимир Понькин, народный артист России, музыкант высокого класса, яркий единомышленник Дмитрия Бертмана во всех его оперных «затеях». Его дирижерская одаренность, истинный профессиональный шарм, полное взаимопонимание с оркестром, певцами, обожающими его, повысили статус молодого театра. А позже театр фрагментарно «баловали» своими дирижированием и маэстро Геннадий Рождественский и Мстислав Ростропович, и другие.

Поистине бесценным приобретение театра был тандем художников-постановщиков – Татьяна Тулубьева и Игорь Нежный. Изобретательность и вкус их художественных решений просто не знает себе равных. В их воплощениях дерзкие и озорные постановочные «фокусы» всегда предельно аргументированы, ибо облачаются в высокохудожественные формы и являют безупречность сценографии, костюмов, всей ауры спектакля. И полное соответствие, сочувствование с замыслами режиссера.

В театре сложился прекрасный танцующий хор, который остроумцы-москвичи прозвали «хордебалетом», руководитель Евгений Ильин. Все работают на пределе человеческих возможностей, но с радостным вдохновением.

С середины девяностых театр стали приглашать на все ведущие оперные фестивали мира: в Италии, Франции, Испании, Эстонии, Германии. Успех небывалый, шок публики от неожиданных интерпретаций знакомых сюжетов, убедительной дерзости увиденного, высокого исполнительского мастерства.

«Дмитрий, ты можешь сделать у нас любую постановку, выбирай оперу» – так на спектакль откликнулся директор оперы в Канаде.

«Я был в шоке» – вспоминает Бертман. Лавиной пошли гастроли по всей Европе, неоднократно, а затем – по всему миру. А дома, в России, так и не было достойного зрительного зала. Д. Бертман уже ставил спектакли во многих странах, с местными труппами. «Доброжелатели» советовали: да живи, работай в мире. Даже мыслей подобных не позволял себе режиссер. Он глубоко чувствовал свою ответственность за свой театр, своих артистов, свой человеческий долг перед Российским искусством.

Шли годы и наконец настойчивость театра дала свои плоды: в верхах «забрезжило» решение: провести комплексную реконструкцию Дома Медика, бывшего особняка Глебовых-Стрешневых-Шаховских, с пристройкой нового зала для театра на территории большого внутреннего двора усадьбы. При этом решено было сохранить кирпичные стены тылового фасада в качестве стен будущего зала. А Красное крыльцо – псевдорусское зодчество с московской «гирькой  навесной» тоже сохранить и преобразовать в ложу для почетных гостей. Не сосчитать сколько было «сломано копий» при создании и утверждении проекта реставрации под руководством Андрея Бокова. Но заинтересованная, аргументированная настойчивость Д. Бертмана позволила  подготовить и утвердить пакет документов с положительным решением. И мэр Москвы Ю. Лужков пообещал закончить реконструкцию к осени 2011 года.  Казалось бы – победа! Но внезапно в Москве переменилась власть – отстранен Лужков. Друзья, поклонники театра сначала пали духом, боялись за здоровье Бертмана, за судьбу театра. Но сильный духом, преданный своим артистам режиссер, бросился «в бой до победы». И большую, бесценную помощь и поддержку оказали ему истинные друзья театра: Борис Покровский и ведущие артисты мировой оперной сцены: Пласидо Доминго, Анна Нетребко, Дмитрий Хворостовский, Ольга Бородина, Мария Гулегина, Хосе Кура, другие. Большую решающую поддержку театру оказал и новый мэр Москвы Сергей Собянин, а так же руководители – градостроители столицы Марат Хуснуллин и Андрей Бочкарев, руководитель Департамента культуры Москвы Александр Кибовский. И наконец, великими трудами компании Мосинжпроекта – руководитель Марс Газизуллин – была проведена уникальная работа: восстановление памятника архитектуры главного дома усадьбы Глебовых-Стрешневых-Шаховских.

В результате реконструкции, в том числе и реставрации интерьеров усадьбы, весь комплекс увеличил свою площадь в 5 раз.

Театр получил новую сцену – зал на 500 мест, как и планировалось, на территории внутреннего двора и назван этот зал «Стравинский». Этот роскошный зал наделен прекрасной акустикой и разнообразными техническими новациями. Сцена зала, просторная и глубокая,  оборудована в соответствии с последним словом современной театральной инжинерии. Она заключает в себе 26 подвижных платформ, перемещающийся в двух плоскостях круг, уникальные «танцующие» штанкеты, новейшее световое оснащение. Шесть колоколов, отлитых специально для театра, довершают смысловое, музыкальное и эстетическое богатство сцены. А уходящий в высоту, украшенный  звездами потолок в сочетании с терракотовыми кирпичными стенами, наделенными множеством светящихся окон, производит поистине феерическое впечатление. И вот двери театра открылись для зрителей.

Прежний, Белоколонный зал посвящен последней хозяйке усадьбы княгине Евгении Шаховской. Есть еще зал «Покровский»,  гостиные «Тихонов», «Образцова», другие помещения! Все они объединены посредством фойе, которое названо «Сергей Зимин». Рассказывать о новом театральном комплексе можно бесконечно. И вот пришел исторический день для Москвы, ее искусства, а может и для всего мирового искусства – 2 ноября 2015 года наконец-то театр «Геликон - опера» открыл свой 26 сезон в своей исторической усадьбе на  Большой Никитской! Свершилось!

На открытии было немеряно гостей. Шли великолепные Гала-концерты с полными аншлагами. Постановщиком церемонии открытия стал главный архитектор Москвы Сергей Кузнецов, художник широкого, щедрого дарования.

 А с 14 ноября театр наполнился чарующей музыкой Римского-Корсакова – премьера оперы «Садко».

«Сегодня мы самые счастливые люди на свете!  В нашем театре живет счастье!» - так высказал Дмитрий Бертман свои чувства и мысли, восторг и надежды.

Девятнадцатый век, годы шестидесятые, отмена крепостного права вызвала к жизни небывалый подъем национального духа  России и осознание ее значимости в мире.  Все это счастливо отразилось в искусстве, литературе, в музыке, на театре.

Истинный чародей, создатель зримых образов музыкальными средствами, Николай Римский-Корсаков «горстями» черпал свое вдохновение в этой обновленной стране: в ее истории, фольклоре, песенной и былинной стихии.

Итак, опера «Садко» в роскошном театре, в новом зрительном зале с оркестровой ямой и великолепной сценой.  Минуты ожидания, торжественная тишина и полились потоки изумительной музыки вступления – «картина спокойно волнующегося моря» - так понимал, так создавал ее автор. Так видели и ощущали ее мы, зрители.

Затрепетал и разошелся занавес.

И вот уже бушует многолюдная, многоликая толпа разудалого новгородского люда.

Шумит веселый пир. Здесь и купцы тароватые и их красавицы жены и молодцы – корабельщики , и красные девицы, и гусляры, и скоморохи. 

Здесь и власть – важные старшина и воевода, и настоятель в богатых нарядных шубах. Тут и гости купцы заморские и в посконной рубахе герой оперы гусляр Садко.

Привлекателен яркий колорит толпы, живописна ее ало – терракотовая цветовая гамма. Краски ее на особицу – это не разбитная красно-зеленая Москва и не горемычная красно-белая Рязань – тут «гуляет» самобытный Господин Великий Новгород, что на краю Руси и по вкусам своим чуть поближе к Западу.

На большой сцене есть где «разгуляться» художникам – постановщикам и «потешить» свою и нашу душу, свой талант. Все броско, зрелищно и завлекательно. Идет действие и вот уже городскую площадь сменяют картины природы, дивные русские пейзажи.

Берег озера со старой деревянной лодкой, одинокое дерево и дальние леса на горизонте. Современная сценическая техника дарит такую свободу, что изумляет «подлинность» пейзажа, будто видишь его из окна. И вот уже элегическая тишина и покой сменяется бурей, ливневыми потоками, громовыми всполохами.

Развивается сюжет и земная явь превращается в сказку – небывальщину. Феерически – прекрасными «прозвучали» у художников сцены подводного царства. Здесь изощренная фантасмагория  жизни океана: плавают огромные рыбы и чудища заморские, чарующе движутся в танце водяные девы в призрачных одеждах и их царица Водяница, Морской царь, и их дочь красавица – Волхова. А картины подводного свадебного пира Волхвы и Садко по красоте и сказочности – это что-то запредельное.

И все пронизано, наполнено и «пропитано» музыкой: могучей, героической, лирической, музыкой великого чародея, что придает музыке «плоть и кровь» живой жизни, «вышивает» замысловатые «узоры»  на музыкальном «полотне», музыкальным «письмом»,  создает зримые живые образы.

И льются нескончаемые потоки мелодии.  Тут и богатырская песня Садко «Высота ли высота поднебесная» и нежная колыбельная - Волхвы, музыка ливневых струй, буйного ветра и лихая плясовая. Музыка волн морских и трагически – любовная ария Любавы. Звучат и арии заморских гостей: северная песнь Варяга, замысловатая ориентальная песнь гостя индийского и мажорная мелодия итальянца.

Восхищает широкая и ясная форма, напоминающая рондо, в народных картинах и в финале пленительное симфоническое интермеццо. Замечательный Владимир Понькин  вновь продемонстрировал свое высочайшее искусство дирижера – постановщика. И достойно справился с оперой молодой дирижер Андрей Шлячков, воспитанник Владимира Понькина.

Но необходимо отметить, что наряду с традиционными видами оперной музыки здесь, в «Садко», Римский –Корсаков проявил себя как новатор – он ввел в оперу былинный речитатив, которым искренне дорожил.

«Это речитатив самого героя, он небывало своеобразен при известном внутреннем однообразии строения. Это не разговорный язык – пишет автор, – а как-бы условно-уставной былинный сказ или распев…

Проходя красной нитью через всю оперу, речитатив этот сообщает всему произведению национальный характер, русский пошиб».

Следуя композиторскому замыслу, исполнитель партии Садко весьма органично проявляет себя в речитативе и тонко , но неуклонно как бы акцентирует этим глубоко русский колорит оперы.  Исполнитель партии Садко Игорь Морозов при прочих достоинствах справляется и с этим композиторским  и чувством, и намерением.

В оригинале опера «Садко» имела шесть картин, симфоническое интермеццо и заключительная – седьмая. Театр «Геликон» создал свою версию, два акта с антрактом, всего 4 картины. Естественно ушла часть музыкального материала, но в спектакле, в музыке и действии не чувствуется утраты,  каждый эпизод логически и сценически завершен, точно расставлены драматические акценты, неожиданны и изобретательны ходы режиссера.

Давно стало общим местом в прессе похвала вокальной работе  певцов «Геликона». И это действительно истина. Ведь не секрет, что Д. Бертман ищет голоса по всей стране и очень придирчиво, и избирательно принимает певцов в труппу. Его требования: не только голос и артистизм, но и владение каким-либо инструментом и знание иностранных языков (хоть одного, помимо итальянского). Таков необходимый  «букет достоинств» артиста «Геликона». И потому поют в «Геликоне» хорошо и очень хорошо, свободно как птицы.

Но театр – живой организм и желаемый «облик», как  правило, спектакль принимают к 5-6 выступлению, до этого – есть задачи и в данном случае: почище, пристальнее поработать некоторым певцам с дикцией, «не лениться» в артикуляции. Все это для них легко достижимо. Кроме того точнее выверить баланс звучания оркестра, чтоб им не заглушались голоса певцов. Иногда «проскальзывает» этот грех. Но все это очень скоро придет к совершенству.

Есть еще пожелание иного свойства: пристальнее приглядеться к образу Любавы Буслаевны. Женственная, любящая жена и мать. Но хочется ее видеть менее забытованной, не только и нестоль обремененной тройкой детишек. Ведь не забудем: любит-то ее не простой мужик, не просто муж и отец, а артист, гусляр, фантазер и мечтатель. Вот хотелось бы придать и образу его жены немного романтического «флера», тогда естественнее и логичнее будет любовь к ней Садко и неизменное его возвращение. Вокальная партия Юлии Горностаевой звучит достойно. Соперница Любавы – Волхова – Лидия Светозарова привлекает женским обаянием и музыкальностью воплощения.

Мощный, указующий глас Николая Угодника гусляру Садко – вернуться на землю, на Родину, к любящей Любаве – таинственно прозвучал в пространстве зала. Но ведь в либретто оперы – скажет меломан – нет Николая, а есть Старчище-Могуч-богатырь. Значит, опять своевольничает театр? Ничуть не бывало: просто театр глубоко читает хронику жизни композитора.

Вот первый вариант оперы и был как раз с Николаем. И,  пожалуй прав театр,  в своем решении – «вернуть» зрителю Николая как персонажа из пантеона Православного, более близкого к поздней Руси, чудотворца, который всегда был понятен русскому простонародью  и,  как считается, помогал русским в их бедах и заботах. На мой взгляд  зрителя,  вполне допустимо и логично.

Кто-то посетует: опять Бертман увлечен своими «фенечками»: весьма выигрышны арии заморских гостей, столь известные и любимые публикой, вдруг исполняются певцами за белыми ресторанными столами и в современных весьма элегантных, светских одеждах. Почему и зачем? Кого-то шокирует? Не знаю аргументов постановщика. Но по мне – весьма забавно и в обычаях «Геликона» и, может быть, это как-то связывает былинную старину с нами, с нашим временем. Во всяком случае, сцена  в этой картине представляет весьма эстетическое зрелище: заморские гости: Варяжский – Сергей Топтыгин, Индийский – Александр Клевич,  Веденецкий – Максим Перебейнос – сценически красивы, пластичны, движутся и поют великолепно.

Притягательны потоки фантазии, подлинная музыкальность постановки. Но все же о чем «говорит» с нами театр оперой «Садко»?

Сюжет насыщен, замысел многопланов, идей «многоголосье». Но главным представляется: с любовью прославляется земной человек, его таланты, его мечты и вечное стремление к неизведанному.

Но как основа бытия, надежная «гавань», куда возвращается мечтатель – человек из просторов Ойкумены – это верная любовь, семья и родная земля. Представляется сегодня об этом в своей премьере «Садко», говорят,  «танцуют», поют артисты замечательного Театра «Геликон - опера».

Галина  Снитовская, журнал «Музыка и время»

 

 

Касса театра 8 495 250-22-22

© 2022 Геликон-опера

Создание сайта - Dillix Media